В воспоминаниях Никулина Г.П. события ночи с 17 на 18 июля 1918 г. выглядят следующим образом:

"Вопрос - как? Была директива: сделать это без шума, не афишировать этим, спокойно. Как? Ну, было у нас всяких вариантов несколько. То ли подойти к каждому по количеству членов и просто в кровати выстрелить.

- В спящих, да?

- В спящих, да. То ли пригласить их в порядке проверки в одну из комнат, набросать туда бомб. И последний вариант возник такой, самый, так сказать, удачный по-моему, - это под видом обороны этого дома (предполагается нападение на дом) пригласить их для их же безопасности спуститься в подвал. Значит, это было примерно так часиков в 11 вечера, когда мы... Юровский пошел к Боткину, побудил его, они легли в одиннадцать, может быть в начале двенадцатого. Спать они ложились, конечно, рано. Побудил я его и сказал ему, что вот так и так. Мы будем, конечно, обороняться. Будьте любезны сообщить семье, чтобы они спустились. Перед тем как приступить непосредственно к расстрелу, к нам прибыли в помощь, вот, Михаил Александрович Медведев, он работал тогда в ЧК. Кажется, он был членом президиума, я не помню сейчас точно. И вот этот товарищ Ермаков, который себя довольно неприлично вел, присваивая себе после главенствующую роль, что это он все совершил, так сказать, единолично, безо всякой помощи. И когда ему задавали вопрос: "Ну как же ты сделал?" - "Ну просто, говорит, брал, стрелял - и все". На самом деле нас было исполнителей 8 человек: Юровский, Никулин, Медведев Михаил, Медведев Павел - четыре, Ермаков Петр - пять, вот я не уверен, что Кабанов Иван - шесть. И еще двоих я не помню фамилий.

Когда мы спустились в подвал, мы тоже не догадались сначала там даже стулья поставить, чтобы сесть, потому что это был... не ходил, понимаете, Алексей, надо было его посадить. Ну, тут моментально, значит, поднесли это. Они как это, когда спустились в подвал, так это недоуменно стали переглядываться между собой, тут же внесли, значит, стулья, села, значит, Александра Федоровна, наследника посадили и товарищ Юровский произнес такую фразу, что:

"Ваши друзья наступают на Екатеринбург, и поэтому вы приговорены к смерти". До них даже не дошло, в чем дело, поэтому Николай произнес только сразу: "А!, а в это время сразу залп наш уже - один, второй, третий. Ну, там еще кое-кто, значит, так сказать, ну, что ли, был еще не совсем окончательно убит. Ну, потом пришлось еще кое-кого дострелить...

- Помните, кто был еще не полностью мертв?

- Ну, вот была эта самая... Анастасия и эта... закрылась, вот, подушкой - Демидова. Демидова закрылась подушкой, пришлось подушку сдернуть и пристрелить ее.

- А мальчик?

- А мальчик был тут же сразу... Ну, правда, он долго ворочался, во всяком случае с ним и с мальчиком было покончено. Быстро.

Я, например, считаю, что с нашей стороны была проявлена гуманность. Я потом, когда, понимаете, воевал, вот в составе третьей армии, 29-й стрелковой дивизии, я считал, что если я попаду в плен к белым и со мной поступят таким образом, то я буду только счастлив. Потому, что вообще с нашим братом там поступали зверски.

- Сколько вся эта операция продолжалась?

- Ну, видите, во-первых, они собирались очень долго.

- Почему?

- Я это уже потом скажу. Она продолжалась часа два. Да, часа полтора, видимо, они собирались. Потом, когда они спустились, там в течение получаса все было завершено. Во дворе стоял грузовик, приготовленный. Он, кстати, был заведен для того, чтобы создать, так сказать, условия неслышимости. Мы на одеялах трупы эти выносили в грузовик".

По воспоминаниям пулеметчика Дома особого назначения Сухорукова А.А.:

"В ночь с 16 на 17 июля 1918 г. я стоял на своем посту у пулемета в нижнем этаже внутри дома, при мне была и винтовка со штыком. По обыкновению, нас должны были сменить в 10 часов вечера, но вот времени уже и 10 часов, а нас не сменяют, вот и 12 часов, а смены все нет.

"Почему нас не сменяют?" - спросил я своего товарища, стоявшего на посту в саду. "Не знаю", - ответил тот.

По лестнице, кто-то быстро спустился вниз, молча подошел ко мне и так же молча подал мне револьвер. "Для чего он мне?" - спросил я Медведева. - Скоро будет расстрел, - сказал он мне и быстро удалился. Вскоре, вниз спустился с Медведевым Окулов, и еще кто-то не помню. Зашли в одну из комнат, и вскоре ушли обратно. Но вот вниз спустилась неизвестная для меня группа людей, человек 6 - 7. Окулов ввел их в ту комнату, в которой он только что был перед этим. Теперь я окончательно убедился, что готовится расстрел, но я не мог представить - когда, где и кто будет исполнителями. Вверху послышались электрозвонки, потом шорох ходьбы людей (звонками будили царскую семью). Наконец слышу шаги людей, вниз спускалась вся семья Романовых и их приближенных. Тут же идут Юровский, Окулов, Медведев и Ермаков, последнего я знал по дутовскому фронту, тогда он был командиром одного из отрядов и в бою у Черной речки, около г. Троицка, был тяжело ранен в ногу, еще на первомайской демонстрации в 1918 г. в Екатеринбурге под звуки победного марша впереди своего отряда он маршировал на костылях.

Все арестованные были одеты, по обыкновению, чисто и нарядно. Царь на руках несет своего сына дегенерата царевича Алексея. Царевна дочь Анастасия несет на руках маленькую курносую собачку, эксимператрица под ручку со своей старшей дочерью - Ольгой. Надо заметить, что вниз арестованных повели под предлогом якобы безопасности, т. к. будто бы Екатеринбург будет осаждаться войсками белых генералов. Всех их провели в ту комнату, где немного раньше побывали Окулов с Медведевым, рядом с моим постом.

Окулов вскоре вышел обратно, проходя мимо меня, он сказал: "Для наследника понадобилось кресло, видимо, умереть он хочет в кресле. Ну что ж, пожалуйста, принесем". Когда арестованные были введены в комнату, в это время группа людей, что раньше вошла в одну из комнат, направилась к комнате, в которую только что ввели арестованных. Я пошел за ними, оставив свой пост. Они и я остановились в дверях комнаты.

Юровский коротким движением рук показывает арестованным, как и куда нужно становиться, и спокойно тихим голосом: "Пожалуйста, вы встаньте сюда, а вы вот сюда, вот так в ряд". Арестованные стояли в два ряда, в первом вся царская семья, во втором - их лакеи, наследник сидел на стуле. Правофланговым в первом ряду стоял царь. В затылок ему стоял один из лакеев. Перед царем, лицом к лицу стоял Юровский - держа правую руку в кармане брюк, а в левой держал небольшой листок бумаги, потом он читал приговор: "В виду того, что чехословацкие банды угрожают красной столице Урала - Екатеринбургу, в виду того, что коронованный палач может избежать народного суда, президиум областного совета, выполняя волю революции, постановил: бывшего царя Николая Романова, виновного в бесчисленных кровавых преступлениях перед народом - расстрелять! А потому ваша жизнь покончена!" Но не успел он докончить последнего слова, как царь громко переспросил: "Как, я не понял? Прочитайте еще раз".

Юровский читал вторично, при последнем слове он моментально вытащил из кармана револьвер и выстрелил в упор в царя. Сойкало несколько голосов. Царица и дочь Ольга пытались "осенить себя крестным знаменем", но не успели.

Одновременно с выстрелом Юровского раздались выстрелы группы людей, специально призванных для этого, - царь "не выдержал" единственной пули нагана, с силой упал навзничь. Свалились! И остальные десять человек. По лежащим было сделано еще несколько выстрелов. Дым заслонил электрический свет и затруднял дыхание. Стрельба была прекращена, были раскрыты двери комнаты с тем, чтоб дым разошелся.

Принесли носилки, начали убирать трупы, первым был вынесен труп царя. Трупы выносили на грузовой автомобиль, находящийся во дворе, когда ложили на носилки одну из дочерей, она вскричала и закрыла лицо рукой. Живыми оказались также и другие. Стрелять было уже нельзя, при раскрытых дверях, выстрелы могли быть услышаны на улице. По словам товарищей из команды, даже первые выстрелы были слышны на всех внутренних и наружных постах. Ермаков взял у меня винтовку со штыком и доколол всех, кто оказался живым. Когда были вынесены трупы и ушла автомашина, только после этого наша смена была сменена с дежурства.

Куда были увезены трупы, для меня и всей команды в это время не было известно. Подробности я узнал совершенно случайно в декабре 1918 г. в г. Вятке - ныне Кирове - от "брата" шофера автомашины, на которой были увезены трупы. Есть такие людишки, у которых, как говорят, рот нараспашку, язык до плеча. Пьяный разболтал мне (что у трезвого на уме, то у пьяного на языке) многое, и между прочим, что трупы были сожжены в ямах около деревни Коптяки, в окрестностях г. Екатеринбурга".

В 1965 г. произведена запись на магнитную ленту воспоминаний члена УралЧК Кабанова М.:

"21 июля 1918 года, тов. Юровский, его помощник Никулин и я стали вырабатывать план ликвидации Николая и его семьи. И было решено, акцию эту произвести в той подвальной комнате, в которой помещался я, со своей пулеметной командой.

Для этой цели убрали из комнат наши кровати и другую мебель. На время расстрела решили поставить, под окнами нашей комнаты, старую грузовую автомашину "Форд", с плохим глушителем, чтобы она в это время трескотала своим мотором, заглушая выстрелы.

В 2 часа утра 22 июля 1918 года, тов. Юровских сообщил Николаю II, что в городе неспокойно, что его жизни и его семье угрожает опасность, что во избежание этого, он предложил ему, со всей семьей, спуститься вниз. После этого, Николай II взял на руки своего сына и пошел в указанную комнату, а за ним пошли и другие члены его семьи, и другие лица, находящиеся при нем. Николай II, прийдя в указанную комнату, сына посадил на приготовленный нами стул, а сам встал посереди комнаты, лицом к двери. Все остальные встали с правой и левой руки, также, лицом к двери.

Тов. Юровский вошел в эту комнату, встал в угол и зачитал Николаю II и его семье Постановление Уральского Областного Совета о их расстреле. Причем, в этом Постановлении, инкриминировалось обвинение династии Романовых, за все время, со стороны этой династии. После оглашения тов. Юровским Постановления Областного Совета, сразу затрещал мотор грузовой машины и присутствующие при этом товарищи, сначала, не входя в комнату, где заходились приговоренные начали Стрелять через проем открытой двухстворной двери.

Присутствующий здесь член, т.е. чекист Михаил Медведев, с первого выстрела, застрелил насмерть Николая II.

В это время, я также разрядил свой "наган" по осужденным. Результаты моих выстрелов я не знаю, т.к. вынужден был сразу же пойти на чердак, к пулемету, чтобы в случае нападения на нас (во время этой акции), враждебных нам сил, в своей пулеметной команде отражать это нападение.

Когда я вбежал на чердак - увидел, что в Горном институте, расположенном через улицу, загорелся свет. Хорошо были слышны выстрелы, и сильный вой царских собак.

Я немедленно спустился в комнату казни и сказал, что стрельба в городе хорошо слышна, что очень силен вой царских собак, что против нас, в Горном институте, во всех окнах горит свет, но в это время, за исключением фрельны и сына Николая, все уже были мертвы.

Я рекомендовал умертвить их холодным оружием, а также умертвить трех царских собак, которые сильно выли. Четвертую собаку Джек как не производившую вой, не тронули.

Затем районный врач освидетельствован всех казненных и установил, что все они мертвы.

После этого, все трупы были уложены в грузовую автомашину и покрыты белой материей. В том числе: Николай II, его жена, четыре дочери Николая, его сын, фрельна, повар, лакей и доктор, и три собаки".

Свои воспоминания Кабанов дополнил в частном письме М.М. Медведеву:

"По возможности отвечаю на Ваши вопросы:

1.2. Последнии 2 недели перед казней царя я постоянно находился в доме Ипатьева и до этого продолжительное время я выполнял секретное поручение наблюдения за этим домом, поэтому я не мог знать, что делается в УОЧК и многих работников УОЧК я совсем не знал. Перед казней царя совещания в доме Ипатьева не было. Работники УОЧК конечно хорошо знали Вашего отца и его революционную деятельность и поэтому, вероятно один из присутствующих при казни царя сказал - Миша тебя царь тиранил ты в него первым и стреляй. Тот факт, что от пули Вашего отца умер царь это тогда знали все работники УОЧК и когда УОЧК перешла в Вятку работники УОЧК говорили, что царя застрелил Ваш отец.

4. - Обстановка была крайне напреженная: у окраины Екатеринбурга были белые, в городе было много людей враждебно относящихся к молодой советской власти, наши вооруженные силы были ничтожны, сам акт ликвидации династии Романовых в то время и в той обстановке был актом чрезвычайно ответственным и потому у всех нас участвующих в казни нервы были напряжены до последнего предела. Поэтому было невозможно думать о том, чтобы сосчитать присутствующих или запомнить их фамилии или внешность. Но я хорошо помню, что когда мы все участвующие в казни подошли к раскрытой двухстворной двери помещения казни, то получилось три ряда стреляющих из револьверов, причем второй и третий ряды стреляли через плечи впереди стоящих исполнителей и рук протянутых с револьверами в сторону подлежащих казни было много, и они были так близко друг к другу, что впереди стоящий товарищ получил ожег тыловой стороны кисти руки от выстрела позади стоящего соседа.

6. - повторяю, что под моим начальством было всего четыре латыша-пулеметчика (фамилии я не помню).

9. - когда я слез с чердака то увидел такую картину: две младших дочери царя прижавшиеся к стенке сидели на корточках и закрывали головы руками, а в их головы в это время стреляли. Фрельна лежала на полу еще живая. Когда я вбежал в помещение казни я крикнул, чтобы немедленно прекратили стрельбу, а живых докололи штыками. Но к этому времени живых осталось только Алексей и фрельна. Один из товарищей в грудь фрельны стал вонзать штык американской винтовки "Винчестер". Штык вроде кинжала, но тупой и грудь не пронзил, и фрельна ухватилась обеими руками за штык и стала кричать, но потом ее и 3 царских собак добили прикладами ружей. Правда одну из собак повесили. Смерть казненных констатировал военный врач, ему были заданы вопросы почему Алексей после нескольких выстрелов в голову и сердце так жил, он ответил, что при такой болезни, какой болел Алексей долго не умирают. Этим врачем был составлен акт о том, что все 11 казненных были мертвы".

По воспоминаниям Ермакова:

"Получил постановление 16 июля 8 ч. вечера, сам прибыл с двумя товарищами и др. латышом, теперь фамилию не знаю, но который служил у меня в моем отряде, в отделе карательном. Прибыл в 10 часов ровно в дом особого назначения, вскоре пришла моя машина малого типа грузовая. В 11 часов было предложено заключенным Романовым и их близким, с ними сидящим спуститься в нижний этаж, на предложение сойти к низу были вопросы для чего? Я сказал, что вас повезут в центр, здесь вас держать больше нельзя, угрожает опасность, так как наши вещи спросили, я сказал ваши вещи соберем и выдадим на руки, они согласились, сошли книзу, где для них были поставлены стулья вдоль стены. Хорошо сохранилось у меня в памяти 1 фланга сел Николай, Алексей, Александра, старшая дочь Татьяна, далее доктор Боткин сел, потом фрейлина и дальше остальные. Когда все успокоилось, тогда я вышел, сказал своему шоферу: действуй, он знал, что надо делать, машина загудела, появились выхлопки, все это нужно было для того, чтобы заглушить выстрелы, чтобы не было звука слышно на воле, все сидящие чего то ждали, у всех было напряженное состояние, изредка перекидывались словами, но Александра несколько слов сказала не по русски, когда все было в порядке, тогда и коменданту дома дал в кабинете, дал постановление Областного Исполнительного Комитета Юровскому, то он усомнился почему всех, но я ему сказал, надо всех и разговаривать нам с вами долго нечего, время мало, пора приступить.

Я спустился книзу совместно с комендантом, надо сказать уже заранее было распределено кому и как стрелять. Я себе взял самого Николая, Александру, дочь, Алексея потому, что у меня был маузер, им можно верно работать, остальные были наганы. После спуска в нижний этаж, мы немного обождали, потом комендант предложил всем встать, все встали, но Алексей сидел на стуле, тогда стал читать приговор постановления, где говорилось по постановлению Исполнительного Комитета - расстрелять.

Тогда у Николая вырвалась фраза: так нас никуда не повезут, ждать дальше было нельзя, я дал выстрел в него в упор, он упал сразу, но и остальные тоже. В это время поднялся между ними плач, один другому бросались на шею, затем дали несколько выстрелов и все упали.

Когда я стал осматривать их состояние, которые были еще живы, то я давал новый выстрел в них. Николай умер с одной пули, жене - дано две и другим тоже по несколько пуль, при проверке пульса, когда были уже мертвы, то я дал распоряжение всех вытаскивать через нижний ход в автомобиль и сложить, так и сделали, всех прикрыли брезентом".

Собственноручно записанные воспоминания Ермакова следующие:

"Екатеринбургский исполком принял постановление растрелять Никалая но почемуто в постоновление не говорилось о семье, о их растреле, когда вызвали меня, то мне сказали, на твою долю выпало счастье разстрелять и схаронить так чтобы никто и никагда их трупа не нашол под личную атвотственность, сказали, что мы доверяем, как старому революционеру.

Поручение я принял и сказал, что будет выполнено точно, подготовил место куды вести и как скрыть учитывая все абстоятельства важности политического момента. Когда я доложил Белобородову, что могу выполнить, то он сказал, сделать так чтобы были все разстреляны, мы это решили, дальше я в расуждения невступал, стал выполнят так, как это нужно было, получил постановление 16 июля 8 часов вечера сам прибыл товарищами Медведевым и др. латышом, который служил в моем отряде, в карательном отделе, прибыл 10 часов в дом особого назначения, вскоре пришла моя машина малого типа грузовая.

В 11 часов было предложено Романовым их блиским спуститса нижний этаж, на это предложение был вопрос: для чего Я сказал что вас повезут центр, сдесь вас держать больше незя, угражает опасность. Как наши вещи, спросили? Я сказал: ваши вещи мы оберем и выдадим на руки, оне согласилис, сошли книзу, где для них были поставлены стулья вдоль стены, хорошо сохранились у меня памяти: первого фланга сел Николай, Алексей, Александра, старшая дочь Татьяна, далее доктор Боткин, сел, потом фрейлина и дальше остальные.

Когда же успокоилось, тагда я вышол сказал своему шоферу: действуй!, он знал, что надо делать, машина загудела, появились выхлопки. все это нужно было для того, чтобы небыло звука слышно на воле, все сидящи чегото здали, у всех было напряженное состояние, изредко перекидывалис словами. Александра несколько слов непо русски. Кагда было все порядке, тогда я коменданту дома в кабинети дал постановление облостного исполнительного Комитета Юровскому, то он усомнился, по чему всех, но я ему сказал нада всех и разговаривать нам свами долго нечего, время мало, пора приступать.

Я спустился книзу совместно комендантом, надо сказать, что уже заранее было распределено кому и как стрелять, я себе взял самого Никалая, Александру, доч, Алексея, потому что у меня был маузер, им можно верна работат, астальные были наганы. После спуска, внижний этаж мы немного обождали, потом комендант пред дожил всем встать все встали, но Алексей сидел на стуле, тогда стал читать приговор постановления, где говорилос по постоновлению исполнительного Комитета растрелять.

Тогда у Николая вырвалас фраза: как нас никуда не повезут, ждать дальше было незя, я дал выстрел внего упор, он упал сразу, но и остальные также, в это время поднялся между ними плач, один другому брасалис на шею затем дали несколько выстрелов, и все упали.

Тогда я стал осматриват их состояние, которые были еще живы, то я давал новый выстрел вних. Никалай умер с одной пули, жене дано две и другим по несколько пуль. Были все растрелены 11 человек в доме где содержались. При проверке пульса, когда были уже мертвы, то я дал распоряжение вытаскивать через нижний ход в автомобиль... и сложить так м зделали, всех покрыли брезентом...".

Наиболее важные показания о гибели всей царской семьи во время следствия в 1919 г. дал участник расстрела П.С. Медведев:

"Часов в 12 ночи Юровский разбудил Царскую семью. Объявил ли он им, для чего он их беспокоит и куда они должны пойти - не знаю. Утверждаю, что в комнаты, где находилась Царская семья, заходил именно Юровский. Ни мне, ни Константину Добрынину поручения разбудить спавших Юровский не давал. Приблизительно через час вся Царская семья, доктор, служанка и двое слуг встали, умылись и оделись. Еще прежде чем Юровский пошел будить Царскую семью, в дом Ипатьева приехали из Чрезвычайной комиссии два члена: один, как оказалось впоследствии, - Петр Ермаков, а другой - неизвестный мне по имени и фамилии, высокого роста, белокурый, с маленькими усиками, лет 25 - 26. Валентина Сахарова я знаю, но это был не он, а кто-то другой. Часу во втором ночи вышли из своих комнат Царь, Царица, четыре царских дочери, служанка, доктор, повар и лакей. Наследника Царь нес на руках. Государь и Наследник были одеты в гимнастерки, на головах фуражки. Государыня и дочери были в платьях, без верхней одежды, с непокрытыми головами. Впереди шел Государь с Наследником, за ними - Царица, дочери и остальные. Сопровождали их Юровский, его помощник и указанные мною два члена Чрезвычайной комиссии. Я также находился тут.

При мне никто из членов Царской семьи никаких вопросов никому не предлагал. Не было также ни слез, ни рыданий. Спустившись по лестнице, ведущей из второй прихожей в нижний этаж, вышли во двор, а оттуда, через вторую дверь (считая от ворот) во внутренние помещения нижнего этажа. Дорогу указывал Юровский. Привели (их) в угловую комнату нижнего этажа, смежную с опечатанной кладовой. Юровский велел подать стулья: его помощник принес три стула. Один стул был дан Государыне, другой - Государю, третий - Наследнику. Государыня села у той стены, где окно, ближе к заднему столбу арки. За ней встали три дочери (я их всех очень хорошо знаю в лицо, так (как) каждый почти день видел их на прогулке, но не знаю хорошенько, как звали каждую из них). Наследник и Государь сели рядом, почти посреди комнаты. За стулом Наследника встал доктор Боткин. Служанка (как ее зовут - не знаю, высокого роста женщина) встала у левого косяка двери, ведущей в опечатанную кладовую. С ней встала одна из царских дочерей (четвертая). Двое слуг встали в левом (от входа) углу, у стены, смежной с кладовой.

У служанки была с собой в руках подушка. Маленькие подушечки были принесены с собою и царскими дочерьми. Одну из подушечек положили на сиденье стула Государыни, другую - на сиденье стула Наследника. Видимо, все догадывались о предстоящей им участим, но никто не издал ни одного звука. Одновременно в ту же комнату вошли 11 человек: Юровский, его помощник, два члена Чрезвычайной комиссии и семь человек латышей. Юровский выслал меня, сказав: "Сходи на улицу, нет ли там кого и не будут ли слышны выстрелы?". Я вышел в огороженный большим забором двор и, не выходя на улицу, услышал звуки выстрелов. Тотчас же вернулся в дом (прошло всего 2 - 3 минуты времени) и, зайдя в ту комнату, где был произведен расстрел, увидел, что все члены Царской семьи: Царь, Царица, четыре дочери и Наследник уже лежат на полу с многочисленными ранами на телах. Кровь текла потоками. Были также убиты доктор, служанка и двое слуг. При моем появлении Наследник еще был жив - стонал. К нему подошел Юровский и два или три раза выстрелил в него в упор. Наследник затих. Картина убийств, запах и вид крови вызвали во мне тошноту. Перед убийством Юровский раздал всем наганы, дал револьвер и мне, но, я повторяю, в расстреле не участвовал. У Юровского, кроме нагана, был маузер.

По окончании убийства Юровский послал меня в команду за людьми, чтобы смыть кровь в комнате. По дороге в дом Попова мне попали навстречу бегущие из команды разводящие Иван Старков и Константин Добрынин. Последний из них спросил меня: "Застрелили ли Николая II? - Смотри, чтобы вместо него кого другого не застрелили: тебе отвечать придется". Я ответил, что Николай II и вся его семья убиты".

Подробные показания со слов участников расстрела дал Соколову Н.А. солдат охраны Проскуряков:

"Значит, вернулись Юровский, Белобородов и этот пузатый. Вечером Юровский сказал Медведеву, что Царская семья ночью будет расстреляна, и приказал ему предупредить об этом рабочих и отобрать у постовых револьверы. Вот этого я толком понять не могу. Правда это была или нет, я этого доподлинно не знаю, потому что никого из рабочих об этом я спросить не догадался, отбирал ли на самом деле у них Медведев револьверы. Для чего это нужно было, я сам не понимаю: по словам Медведева, расстреливали Царскую семью латыши, а они все имели наганы. Я тогда еще не знал, что Юровский еврей. Может быть, он, руководитель этого дела, и латышей для этого нагнал, не надеясь на нас, на русских? Может быть, он для этого и захотел постовых русских рабочих обезоружить? Пашка Медведев приказание Юровского в точности исполнил: револьверы отобрал, передал их Юровскому, а команду предупредил о расстреле Царской семьи часов в 11 вечера.

В 12 часов ночи Юровский стал будить Царскую семью, потребовав, чтобы они все оделись и сошли в нижние комнаты. По словам Медведева, Юровский будто бы такие объяснения привел Царской семье: ночь будет "опасная", т. е., как я понимаю, он им сказал, в верхнем этаже будет находиться опасно на случай, может быть, стрельбы на улицах, и поэтому потребовал, чтобы они все сошли вниз. Они требование Медведева исполнили и сошли в нижние комнаты в сопровождении Юровского, Никулина, Белобородова и этого курчавого, пузатого. Здесь были сам Государь, Государыня, Наследник, все четыре дочери, доктор, лакей, горничная и повар. Мальчика же Юровский суток, кажется, за полтора приказал увести в помещение нашей команды, где я его видел до убийства сам. Всех их привели в ту самую комнату, где в стенах и в полу было много следов пуль. Встали они все в два ряда и немного углом вдоль не одной, а двух стен. Ни про какие стулья при этом Пашка мне не сказывал. Сам Юровский стал читать им какую-то бумагу. Государь не дослышал и спросил Юровского: "Что?" А он, по словам Пашки, поднял руку с револьвером и ответил Государю, показывая ему револьвер: "Вот что". И будто бы при этом добавил: "Ваши родственники не велят Вам больше жить". Что означали эти слова, я не понимаю. Хотя я не понимаю этих слов, но я не просил у Медведева никаких объяснений этим непонятным словам. Я не могу также точно удостоверить, что именно так мне передавал слова Юровского Пашка. Может быть, Юровский и по-другому сказал Государю: "Ваш род не должен больше жить". Пожалуй, что так оно и будет. Пожалуй, что вот так он и сказал.

Хорошо я еще помню, что, передавая мне про бумагу, которую Юровский вычитывал Государю, он называл ее, эту бумагу, "протоколом". Именно так ее называл Пашка. Это я хорошо помню. Как только это Юровский сказал, он, Белобородов, пузатый, Никулин, Медведев и все латыши (их было, по словам Пашки, 10, а не 11 человек) выстрелили все сначала в Государя, а потом тут же стали стрелять во всех остальных. Все они пали мертвыми на пол. Пашка сам мне рассказывал, что он выпустил пули две-три в Государя и в других лиц, кого они расстреливали. Показываю сущую правду. Ничего вовсе он мне не говорил, что он будто бы сам не стрелял, а выходил слушать выстрелы наружу: это он врет. Ничего он мне также не говорил ни про подушки, ни про то, что семья Царская сидела на стульях, когда ее расстреливали".

Достаточно подробно дал показания о расстреле разводящий Дома особого назначения А.А. Якимов:

"Часа, должно быть, в 4 утра, когда уже было светло, я проснулся от слов Клещева. Проснулись и спавшие со мной Романов и Осокин. Он говорил взволнованно: "Ребята, вставайте! Новость скажу. Идите в ту комнату!" Мы встали и пошли в соседнюю комнату, где было больше народа, почему нас и звал туда Клещев. Я помню, что все указанные мною лица были тогда в этих трех комнатах, кроме Корзухина и Пелегова. Были ли они в это время дома, не помню. Помню, был еще Путилов.

Когда мы собрались все, Клещев сказал: "Сегодня расстреляли Царя". Все мы стали спрашивать, как же это произошло, и Клещев, Дерябин, Лесников и Брусьянин рассказали нам следующее. Главным образом рассказывали Клещев с Дерябиным, взаимно пополняя слова друг друга. Говорили и Лесников с Брусьяниным, что видели сами. Рассказ сводился к следующему.

В 2 часа ночи к ним на посты приходили Медведев с Добрыниным и предупреждали их, что им в эту ночь придется стоять дольше 2 часов ночи, потому что в эту ночь будут расстреливать Царя. Получив такое предупрежде ние, Клещев и Дерябин подошли к окнам: Клещей к окну прихожей нижнего этажа, которая изображена на чертеже у Вас цифрой 1, а окно в ней, обращенное в сад, как раз находится против двери из прихожей в комнату, где произошло убийство, т. е, в комнату, обозначенную на чертеже цифрой II; Дерябин же - к окну, которое имеется в этой комнате и выходит на Вознесенский переулок.

В скором времени - это было все, по их словам, в первом часу ночи, считая по старому времени, или в третьем часу по новому времени, которое большевики перевели тогда на два часа вперед - в нижние комнаты вошли люди и шли в комнату, обозначенную на чертеже нижнего этажа 1. Это шествие наблюдал именно Клещев, так как ему из сада через окно это было видно. Шли они все, безусловно, со двора через дверь сеней, обозначенных на чертеже цифрой ХII, а далее через комнаты, обозначенные цифрами VII, VI, IV, I, в комнату, обозначенную цифрой II.

Впереди шли Юровский и Никулин. За ними шли Государь, Государыня и дочери: Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия, а также Боткин, Демидова, Трупп и повар Харитонов. Наследника нес на руках сам Государь. Сзади за ними шли Медведев и "латыши", т. е. те десять человек, которые жили в нижних комнатах и которые были выписаны Юровским из чрезвычайки. Из них двое русских были с винтовками.

Когда они все были введены в комнату, обозначенную цифрой II, они разместились так: посредине комнаты стоял Царь, рядом с ним на стуле сидел Наследник по правую руку от Царя, а справа от Наследника стоял доктор Боткин. Все трое, т. е. Царь, Наследник и Боткин были лицом к двери из этой комнаты, обозначенной цифрой II, в комнату, обозначенную цифрой I.

Сзади них, у стены, которая отделяет комнату, обозначенную цифрой II, от комнаты, обозначенной цифрой III (в этой комнате, обозначенной цифрой III, дверь была опечатана и заперта; там хранились какие-то вещи), стали Царица с дочерьми. Я вижу предъявленный Вами фотографический снимок этой комнаты, где произошло убийство их. (Предъявлен фотографический снимок описанной в п. 8 протокола 15 апреля 1919 года, л. д. 185, том 3.) Царица с дочерьми и стояла между аркой и дверью в опечатанную комнату, как раз вот тут, где, как видно на снимке, стена исковырена. В одну сторону от Царицы с дочерьми встали в углу повар с лакеем, а в другую сторону от них, также в углу, встала Демидова. А в какую именно сторону, в правую или в левую, встали повар с лакеем, и в какую встала Демидова, не знаю.

В комнате, вправо от входа в нее, находился Юровский. Слева от него, как раз против двери из этой комнаты, где произошло убийство, в прихожую, обозначенную цифрой I, стоял Никулин. Рядом с ним в комнате же стояла часть "Латышей". "Латыши" находились и в самой двери. Сзади них стоял Медведев.

Такое расположение названных лиц я описываю со слов Клещева и Дерябина. Они пополняли друг друга. Клещеву не видно было Юровского. Дерябин видел через окно, что Юровский что-то говорил, маша рукой. Он видел, вероятно, часть его фигуры, а главным образом руку Юровского. Что именно говорил Юровский Дерябин не мог передать. Он говорил, что ему не слышно было его слов. Клещев же положительно утверждал, что слова Юровского он слышал. Он говорил - я хорошо помню, - что Юровский так сказал Царю: "Николай Александрович, Ваши родственники старались Вас спасти, но этого им не пришлось. И мы принуждены Вас сами расстрелять".

Тут же, в ту же минуту за словами Юровского, раздалось несколько выстрелов. Стреляли исключительно из револьверов. Ни Клещев, ни Дерябин, как я помню, не говорили, чтобы стрелял Юровский, т. е. они про него не говорили совсем стрелял он или же нет. Им, как мне думается, этого не видно было, судя по по положению Юровского в комнате. Никулин же им хорошо был виден. Они оба говорили, что он стрелял. Кроме Никулина, стреляли некоторые из "латышей". Стрельба, как я уже сказал, происходила исключительно из револьверов. Из винтовок никто не стрелял.

Вслед за первыми же выстрелами раздался, как они говорили, женский "визг", крик нескольких женских голосов. Расстреливаемые стали падать один за другим. Первым пал, как они говорили, Царь, за ним Наследник. Демидова же, вероятно, металась. Она, как они оба говорили, закрывалась подушкой. Была ли она ранена или нет пулями, но только, по их словам, была она приколота штыками одним или двумя русскими из чрезвычайки.

Когда все они лежали, их стали осматривать и некоторых из них достреливали и докалывали. Но из лиц Царской семьи, я помню, они называли только одну Анастасию, как приколотую штыками.

Подушек Клещев с Дерябиным насчитали две. Одна была у Демидовой в руках. У кого была другая, они не говорили. Когда все они были убиты и лежали еще в этой комнате, они стали осматривать: расстегивать одежду и искать, должно быть, вещи. Я помню, упоминали Клещев с Дерябиным про пояса, которые тогда отстегивались у женщин. Говорили они, что в обеих или в одной подушке была найдена или были найдены шкатулочка или же несколько шкатулочек. Все найденные вещи у покойных Юровский взял себе и отнес, как они говорили, наверх".

Сопоставление воспоминаний участников расстрела и захоронения Юровского, Никулина, Медведева (Кудрина), Стрекотина, Медведева, Ермакова, Кабанова, не знавших о том, какие показания были даны колчаковскому следствию Медведевым, Якимовым и Проскуряковым говорит о том, что все они достаточно объективны. Несколько различаясь в мелких деталях, что естественно, когда человек не был предварительно "подготовлен", указанные лица говорят о том, что одновременно в полуподвальном помещении в ночь с 16 на 17 июля 1918 г. были расстреляны все члены царской семьи, слуги и лейб-медик Боткин. Упоминаются такие детали, как то, что в комнату были внесены стулья, что Николай II и Александра Федоровна погибли сразу, а царевича Алексея, горничную Демидову и Великую княжну Анастасию пришлось "достреливать" и "докалывать". Одинаково описывается транспорт, предназначенный для перевозки трупов.

Дальше приводятся воспоминания участников захоронения трупов о манипуляциях с ними и других обстоятельствах в период с 17 по 19 июля 1918 г.

Юровский ("Записка Юровского"):

"Опаздание (так!) автомобиля внушило коменданту сомнение в аккуратности Е-ва и ком. решил проверить сам лично всю операцию до конца. Около 3 часов утра выехали на место, которое должен был приготовить Е-в (за Верхне-Исетским заводом). Сначала предполагалось вести в автомобиле, а от известного пункта на лошадях, т.к. автомобиль дальше пройти не мог. Местом выбранным была брошенная шахта. Проехав Верхне-Исетский завода, верстах в 5, наткнулись на целый табор - человек 25, верховых, в пролетках и т.д. Это были рабочие (члены совета, исполкома и т.д.), которых приготовил Е-в. Первое, что они закричали: "что же вы их нам не живыми привезли?!" Они думали, что казнь Романовых будет поручена им. Начали перегружать трупы на пролетки - тогда как нужны были телеги. Это было очень неудобно. Сайчас же начали счищать корманы (так!) - пришлось и тут пригрозить расстрелом и поставить часовых. Тут же обнаружилось, что на Татьяне, Ольге и Анастасии были надеты какие-то особые корсеты. Решено было прикрывая сукном раздеть трупы догола, но не здесь, а на месте погребения. Но выяснилось, что никто не знает, где намеченная для этого шахта. Светало. Комендант послал верховых разыскивать место, но никто ничего не нашел. Выяснилось, что вообще ничего приготовлено не было, не было лопат и т.под. Так как машина застряла между 2 деревьев, то ее бросили и двинулись поездом на пролетках, закрыв трупы сукном. Отвезли от Екатеринбурга на 16 1/2 верст и остановились в 1 1/2 верстах от деревни Коптяки; это было 6 - 7 часов утра. В лесу отыскали заброшенную старательскую шахту (добывали когда-то золото), глубиною аршин 3 1/2. В шахте было на аршин воды. Ком. распорядился раздеть трупы и разложить костры, чтобы все сжечь. Кругом были расставлены верховые, чтобы отгонять всех проезжающих. Когда стали раздевать одну из девиц, увидели корсет, местами разорванный пулями - в отверстие видны были бриллианты. У публики явно разгорелись глаза. Ком. решил сейчас же распустить всю артель, оставил на охране несколько верховых и 5 человек команды. Остальные разъехались. Команда приступила к раздеванию и сжиганию. На А.Ф. оказался целый жемчужный пояс, сделанный из нескольких ожерелий, зашитых в полотно*. Бриллианты тут же выпарывались. Их набралось (т.е. бриллиантовых вещей) около 1/2 пуда. Это было похоронено на Алапаевском заводе, в одном из домиков в подполье, в 19 г. откопано и привезено в Москву. Сложив все ценное в сумки, остальное, найденное на трупах, сожгли, а самые трупы спустили в шахту. При этом кое-что из ценных вещей (чья-то брошь, вставная челюсть Боткина) было обронено, а при попытке завалить шахту при помощи ручных гранат, очевидно, трупы были повреждены и от них оторваны некоторые части - этим комендант объясняет нахождение на этом месте белыми) которые потом его открыли) оторванного пальца и т.под. Но Р-х не предполагалось оставлять здесь - шахта заранее была предназначена стать лишь временным местом их погребения. Кончив операцию и оставив охрану, ком. часов в 10 - 11 утра (17 уже июля) поехал с докладом в уралисполком, где нашел Сафарова и Белобородова. Ком. рассказал, что найденно и высказал им сожаление, что ему не позволили в свое время произвести у Р-вых обыск. От Чуцкаева (предс. горис* На шее у каждой из девиц оказался портрет Распутина, с текстом (молитвы ...?) в ладанку полкома ком. узнал, что на 9-й версте по Московскому тракту имеются очень глубокие, заброшенные шахты, подходящие для погребения Р-х. Ком. отправился туда, но до места не сразу доехал из-за поломки машины; добрался до шахт уже пешком - нашел, действительно, три шахты очень глубоких, заполненных водою, где и решел утопить трупы, привязав к ним камни. Так как там были сторожа, являвшиеся неудобными свидетелями, то решено было, что одновременно с грузовиком, который привезет трупы, приедет автомобиль с чекистами, которые под предлогом обыска арестуют всю публику. Обратно ком. пришлось добираться на случайно захваченной по дороге паре. Задерживавшие случайности продолжались и дальше - отправившись с одним из чекистов на место верхом, чтобы организвать все дело, ком. упал с лошади и сильно расшибся (а после также упал чекист). На случай, если бы не удался план с шахтами, решено было трупы сжечь или похоронить в глинистых ямах, наполненных водой, предварительно обезобразив трупы до неузнаваемости серной кислотой. Вернувшись, наконец, в город уже к 8 час. вечера (17-го начали добывать все необходимое - керосин, серную кислоту. Телеги с лошадьми без кучеров были взяты из тюрьмы. Расчитывали выехать в 11 ч. вечера - но инцидент с чекистом задержал, и к шахтам с веревками, чтобы вытаскивать трупы и т.д., отправились только в 12 1/2 ч., ночью с 17 на 18-е. Чтобы изолировать шахту (первую старательскую) на время операции, объявили в деревне Коптяки, что в лесу скрываются чехи, лес будут обыскивать, чтобы никто из деревни не выезжал ни под каким видом. Было приказано, если кто ворвется в район оципления (так!), расстрелять на месте. Между тем рассвело (это был уже третий день, 18-го). Возникла мысль часть трупов похоронить тут же у шахты, стали копать яму и почти выкопали. Но тут к Ермакову подъехал его знакомый крестьянин - и выяснилось, что он мог видеть яму. Пришлось бросить дело. Решено было везти трупы на глубокие шахты. Так как телеги оказались непрочными, разваливались, ком. отправился в город за машинами (грузовик и две легких, одна для чекистов).

Смогли отправиться в путь только в 9 час. вечера. Пересекли линию жел. дор., в полуверсте перегрузили трупы на грузовик. Ехали с трудом, вымащивая опасные места шпалами и все-таки застревали несколько раз. Около 4 1/2 утра 19-го машина застряла окончательно; оставалось не доезжая шахт хоронить или жечь. Последнее обещал взять на себя один товарищ, фамилию ком. забыл, но он уехал не исполнив обещания.

Хотели сжечь А-я и А.Ф., но по ошибке вместо последней с А-ем сожгли фрейлину. Потом похоронили тут же, под костром, останки, и снова разложили костер, что совершенно закрыло следы копанья. Тем временем выкопали братскую могилу для остальных. Часам к 7 утра яма, аршина в 2 1/2 глубины, 3 1/2 в квадрате была готова. Трупы сложили в яму, облив лица и вообще все тела серной кислотой, как для неузнаваемости, так и для того, чтобы предотвратить смрад от разложения (яма была неглубока). Забросав землей и хворостом, сверху наложили шпалы и несколько раз проехали - следов ямы и здесь не осталось. Секрет был сохранен вполне - этого места погребения белые не нашли.

Телеги ломовые ранее машины понадобились, чтобы везти на глубокие шахты, причем до самого места временного погребения машины не могли дойти, поэтому телеги все равно приходится использовать. Когда пришли машины, телеги уже двигались - машины встретились с ними на 1/2 версты ближе к Коптякам.

Коптяки в 18 в. от Екатеринбурга к северо-западу. Линия ж.д. проходит на 9 версте, между Коптяками и Верхисетским заводом. От места пересечения жел. дор. погребены саж. во 100 ближе к В.Исетскому заводу".

Те же данные в воспоминаниях Юровского 1934 г.:

"Распорядившись все замыть и зачистить, мы примерно около 3-х часов, или даже несколько позже, отправились. Я захватил с собой несколько человек из внутренней охраны. Где предполагалось схоронить трупы, я не знал, это дело, как я говорил выше, поручено было, очевидно Филиппом тов. Ермакову (кстати сказать т. Филипп, как мне в ту же ночь сказал, кажется Павел Медведев, он его увидел, когда бегал в команду, ходил все время вблизи дома, немало вероятно беспокоившись, как тут все пройдет), который и повез нас куда-то в В.Исетский завод. Я в этих местах не бывал и не знал их. Примерно в 2 - 3 верстах, а может быть и больше от Верх-Исетского завода нас встретил целый экскорд верхом и в пролетках (людей). Я спросил Ермакова, что это за люди, зачем они здесь, он мне ответил, что это им приготовленные люди. Зачем их столько я и до сих пор не знаю, я услышал только отдельные выкрики, - мы думали, что нам их сюда живыми дадут, а тут оказывается мертвые. Еще кажется версты через 3 - 4 , мы застряли с грузовиком среди двух деревьев.

Тут некоторые из людей Ермакова на остановке стали расстегивать кофточки девиц и снова обнаружилось, что имеются ценности и что их начинают присваивать. Тогда я распорядился приставить людей, что никого к грузовику не подпускать. Застрявший грузовик не двигался с места. Спрашиваю Ермакова - А что-ж, далеко место им избранное. Он говорит - недалеко, за полотном железной дороги. А тут, кроме того, что зацепилась за деревья, еще и место болотистое. Куда не идем, все топкие места. Думаю, пригнал столько людей, лошадей, хотя бы телеги были, а то пролетки. Однако делать нечего, нужно разгружать, облегчать грузовик, но и это не помогло. Тогда я велел грузить на пролетки, т.к. ждать дольше время не позволяло, уже светало. Только тогда, когда уже рассветало, мы подъехали к знаменитому "урочищу". В нескольких десятках шагов от намеченной шахты для погребения сидели у костра крестьяне, очевидно заночевавшие на сенокосе. В пути на расстоянии также встречались одиночки, стало совершенно невозможно продолжать работу на виду у людей. Нужно сказать, что положение становилось тяжелым, и все может пойти на смарку. Я еще в это время не знал, что и шахта-то ни к чорту не годится для нашей цели, а тут еще эти проклятые ценности, что их достаточно много, я еще в этот момент не знал, да и народ для такого дела Ермаковым был набран никак неподходящий, да еще так много. Я решил, что народ надо рассосать, тут же я узнал, что отъехали мы от города верст примерно 15 - 16, а подъехали к деревне Коптяки в двух-трех верстах от нее. Нужно было на определенном расстоянии оцепить место, что я и сделал. Выделил людей и поручил им охватить определенный район и, кроме того, послал в деревню, чтобы никто не выезжал с объяснением того, что вблизи чехо-словаки. Что сюда двинуты наши части, что показываться тут опасно, а упорно непослушных и расстреливать, если ничего не поможет. Другую группу людей я отправил в город как бы за ненадобностью. Проделав это я велел сгружать трупы, снимать платье, чтобы сжечь его, т.е. на случай уничтожить вещи все без остатка и тем как бы убрать лишние наводящие доказательства, если трупы почему-либо будут обнаружены. Велел разложить костры; когда стали раздевать, то обнаружилось, что на дочерях и А.В., на последней я точно помню, что было, тоже как на дочерях или просто зашитые вещи. На дочерях же были лифы, так хорошо сделаны из сплошных бриллиантовых и др. ценных камней, представлявших собой не только вместилища для ценностей, но и вместе с тем и защитные панцыри.

Вот почему ни пули, ни штык не давали результатов при стрельбе и ударах штыка. В этих предсмертных муках, кстати сказать, кроме их самих, никто не повинен. Ценностей этих оказалось всего около (полу)пуда, жадность была так велика, что на А. Федоровне, между прочим, был просто огромный кусок круглой золотой проволки, загнутой в виде браслета, весом около фунта. Ценности все были тут-же выпороты, чтобы не таскать с собой окровавленное тряпье. Те части ценностей, которые были при раскопках обнаружены, относились несомненно к зашитым отдельно вещам и при сжигании остались в золе костров. Несколько бриллиантов мне на следующий день передали товарищи, нашедшие их там. Как они не досмотрели за другими остатками ценностей, времени у них для этого было достаточно, вероятнее всего, просто не догадались. Надо, между прочим думать, что кой-какие ценности возвращаются к нам через Торгсин, т.к. их там подбирали после нашего отъезда (крестьяне дер. Коптяки). Ценности собрали, вещи сожгли, а трупы, совершенно голые, побросали в шахту. Вот тут-то и началась новая морока. Вода-то чуть покрыла тела, что тут делать? Надумали взорвать шахты бомбами, чтобы завалить. Но из этого, разумеется, ничего не вышло. Я увидел, что никаких результатов мы не достигли с похоронами, что так оставлять нельзя и что все надо начинать сначала, а что делать? куда девать? Часа примерно в два дня я решил поехать в город, т.к. было ясно, что трупы надо извлекать из шахты и куда-то перевозить в другое место, т.к. кроме того, что слепой бы их обнаружил, место было провалено, ведь люди то видели, что что-то здесь творилось. Заставы оставил, (оставил) охрану на месте, взял ценности и уехал. Приехал в облисполком и доложил по начальству, сколь все неблагополучно. Т. Сафаров и не помню кто-еще послушали да и так ничего не сказали. Тогда я разыскал Филиппа, указал ему на необходимость переброски трупов в другое место. Когда (он) согласился, я предложил, чтобы сейчас же отправить людей вытаскивать трупы. Я займусь поиском нового места. Филипп вызвал Ермакова, крепко отругал его и отправил извлекать трупы. Одновременно я поручил отвезти хлеба, обед, т.к. там люди почти сутки без сна, голодные, измучены, там они должны были ждать, когда я приеду. Достать и вытащить трупы оказалось не так просто и с этим не мало помучились. Очевидно всю ночь возились, т.к. поздно поехали. Я пошел в Горисполком к Сергею Егоровичу Чуцкаеву, тогда еще предГорисполкома, посоветоваться, быть может он знает такое место. Он мне посоветовал на Московском тракте очень глубокие заброшенные шахты. Я добыл машину, взял с собой кого-то из Обл. ЧК, кажется Полушина, и еще кого-то и поехали, не доехав версту или полторы до указанного места, машина испортилась, мы оставили шофера чинить ее, а сами отправились пешком, осмотрели место и нашли, что хорошо, все дело только в том, чтоб не было лишних глаз. Вблизи здесь жил какой-то народ, мы решили, что приедем, заберем его, отправим в город, а по окончании операции отпустим, на том и порешили. Вернулись к машине, а она сама нуждается, чтобы ее тащить. Решил ждать случайно проезжающей. Через некоторое время кто-то катит на паре, остановил, ребята оказались меня знают, спешат к себе на завод. С большой, конечно, неохотой, но пришлось лошадей отдать. Пока мы ездили, возник другой план, - сжечь трупы, но как это сделать, никто не знает. Полушин, кажется, сказал, что он знает, ну и ладно, т.к. никто толком не знал, как это выйдет, я все-же имел (ввиду) шахты Московского тракта, и следовательно перевозку, решил раздобыть телеги и, кроме того, у меня возник план, в случае какой-либо неудачи, похоронить их группами в разных местах на проезжей дороге. Дорога, ведущая в Коптяки, около урочища глинистая, так что если(б) здесь без посторонних глаз похоронить, ни один бы чорт не догадался, зарыть и обозом проехать, получится мешанина и все. Итак три плана. Не на чем ехать, нет машины. Направился я в гараж начальника военных перевозок, нет ли каких машин, оказалась машина, но только начальника, забыл я его фамилию, который, как потом оказалось был прохвостом и его в Перми, кажется, расстреляли. Начальником гаража или заместителем начальника военных перевозок, точно не помню, был товарищ Павел Петрович Горбунов, в настоящее время зам. Госбанка, сказал ему, что мне срочно нужна машина, он - "А, знаю для чего, и дал мне машину начальника. Поехал к начальнику снабжения Урала Войкову добывать бензин или керосин, а также серной кислоты, это на случай, чтобы изуродовать лица и, кроме того, лопаты. Все это я добыл. В качестве товарища комиссара Юстиции Уральской области я распорядился взять из тюрьмы десять подвод без кучеров. Погрузили все и поехали, туда же направили грузовик. Сам же я остался ждать, где-то запропавшего Полушина "спеца" по сжиганию. Но прождав до 11-ти часов вечера, так его и не дождался. Потом мне сообщили, что он поехал ко мне верхом на лошади, я его ждал у Войкова и что он с лошади свалился и повредил себе ногу и что поехать не может. Имея ввиду, что на машине можно снова засесть, уже часов в 12-ть ночи, я верхом, не помню с каким товарищем, я отправился к месту нахождения трупов. Меня тоже постигла беда, лошадь запнулась, встала на колени и как-то неловко припала на бок и отдавила мне ногу, я с час или больше пролежал, пока снова смог сесть на лошадь.